— Я своих ошибок не стесняюсь. Сказал же, если б не твоя… новоявленная жена, чтоб вам друг с другом до старости жить и потом вместе переродиться, я уже был бы на пути к трону архиепископа. Подгадила, курица блаженная, знатно. А самое страшное — просто по наивности. Я бы спокойно принял поражение от более изощренного и опытного противника, но потерпеть крах из-за местной сумасшедшей стало настоящим ударом для психики. Вот и… вспылил. Еле удержался, чтобы при всех ей шею не свернуть. Ты ведь знаешь, для нас, темных, яркие эмоции — основа существования.

— Хватит мне тут исповедоваться. Говори, что хочешь, и проваливай. — Злоба подступила к горлу. С-скотина темнозамаскированная, язык вырву за такие слова. И пусть он говорит вовсе не о моей жене, а о той блаженной дурочке, которая раньше занимала это тело. Все равно!

— Ну а кому я еще на голову могу всю грязь мира вывалить? Хоть представляешь, сколько я терпел? — снова начал было свое нытье Филипп, но тут же резко изменил поведение. — По идее за то, что ты не выполнил уговор, мне нужно просто тебя убить. — Воздух вокруг стал тяжелым и наполнился черным едким дымом. Шрамы на спине заныли, а весь мой мир сузился до двух огромных янтарных глаз, которые будто сковали меня цепями. — И поверь, обратить тебя трупом совсем не трудно. Я, дорогой братец, в буквальном смысле слова держу тебя за задницу. Крепко держу. Думаешь, как я тебя нашел?

— Ты… завязал пентаграмму на Паоло, — упрямо прохрипел я, борясь с темнотой и удушьем.

— Поисковую, да. Но жизнь твоя остается в моих рук совершенно по другой причине. Какой именно, сообщать не собираюсь. Все-таки я не книжный злодей. И рассказывать свои планы жертвам — не в моем стиле. Так что просто запомни, дорогой братец. Или ты будешь делать то, что я тебе говорю, или…

Приступ боли скрутил так, что в ушах зазвенело, а во рту стало сладко. И самое мерзкое, что болело именно пониже спины. Дополнительное унижение.

— После братания убить наследника будет тяжеловато, так что настаивать не стану. Пока не стану. Хотя и намекну, что в горах часто пропадают даже опытные охотники. А еще в последнее время там, говорят, нежить расплодилась. Так что твоя задача сейчас — идти туда, куда идешь, и не сворачивать с пути. Просто и легко выполнима даже для такого невезучего оболтуса, как ты, правда?

— Иди в жопу, скотина, — из последних сил прохрипел я.

— В твою, что ли? — издевательски рассмеялся филин. — Зачем мне? Я и так в любой момент могу ее пощупать… кнутом.

Глава 22

Алла

Я проснулась от чувства сильной тревоги. Вскинулась, зашарила руками вокруг, но почти сразу услышала голос Инсолье:

— Здесь я. Не бойся.

— Что у нас случилось? — Когда первый страх прошел, спросила я, выбираясь из-под чужого плаща. Тюк, который неизвестно где и у кого отобрал Хрюша, был наполнен разной одеждой, но в нем не было ни одного одеяла. Неудобно, но лучше, чем ничего.

— Задница у нас случилась. Моя. Что, в принципе, регулярное явление, — хмуро поведал некромант.

— Опять больно?! — Я лихорадочно потянулась нитями к тугой перевязке, намотанной на канал между пентаграммой на теле мужа и паладином. Тот продолжал спать. Или делал вид, что спит. Перетяжка была на месте, нити в порядке.

— Скорее обидно. Только непонятно, за что больше — за собственную глупость или за чужую гениальность.

— Рассказывай. — Стало понятно, что больше уснуть все равно не получится. Я сгребла плащ вместе со спавшей в нем кошкой, пошла на звук и тонкие очертания фиолетовой нити в темноте. Дошла, набросила на его плечи плащ, села рядом и поднырнула под его руку, чтобы он укутал нас обоих. — Паоло разбудим?

— Железный сам проснулся. Если хочет делать вид, что глухой, — его проблемы, — пасмурно проворчал Инсолье, обнимая меня покрепче и старательно подтыкая плащ. — Почему опять босиком? Ноги холодные… — Он пересадил меня поудобнее, сам из-под плаща вылез и сел напротив, устроив мои ступни у себя на коленях. Прижал к ним горячие ладони и принялся растирать. — Тем более что эта орясина мне вряд ли поверит.

— Мне расскажи, я поверю.

— Ну, в общем, поговорил я с Филиппом. И одно это уже до колик пугает. Этот шатт в святой шкуре прекрасно знает и куда мы идем, и зачем мы идем. И то, что в принципе идем, заслуга лишь его планов по покорению престола архиепископа, — тяжело вздохнул Инсолье.

— Зачем ты врешь?! — Ага, не выдержал. Взвился над своим плащом, хриплый со сна, без кирасы, или как там его доспех называется, я слышала, как он лязгал, когда его снимал.

— Цыц, не с тобой разговариваю.

— Ты!

— Паоло, подожди, пожалуйста. — Я сделала знак рукой, останавливая его. — Я хочу послушать. И у меня нет ни малейшего сомнения в словах мужа. Ты можешь думать что хочешь. Но мне, будь добр, не мешай.

— Ты очень изменилась, Имран… — тоскливо выдохнул паладин.

— Да разве? — фыркнул вдруг Инсолье. — Она и раньше была упрямее мула. И вас останавливала одним жестом. Святая же! Ладно, ее Филиппом и мной ударило, она память потеряла. А ты-то с чего вдруг позабыл такие подробности? Или… любовь закрывала глаза на все недостатки, да? Воспринимал ее только как чудесный образ, небось, — не смог не схохмить муж.

— Давайте вернемся к Филиппу. Что он сделал с тобой? — поспешила я напомнить о теме разговора, пока два кровных брата не передрались или пока Паоло не попытался на правах старшего заткнуть Инсолье. Правда, он ничего такого за те сутки, что мы путешествовали вместе, не делал. Все его замечания или запреты были по делу и на пользу. Но в стрессе — кто знает, как он себя поведет?

— Я… не знаю. И это самое страшное. Он намекнул, что крепко держит меня за неприличное место и пентаграмма на ягодицах — только начало. Соврал? Или нет? Только боги знают, — удрученно выдал Инсолье, продолжая массировать мне ступни и лодыжки. Теперь его руки уже не столько согревали, сколько просто гладили, ласкали. Это было ужасно приятно, но здорово отвлекало. А отвлекаться нельзя.

— Что еще за пентаграмма на яго… на тебе? — По голосу Паоло было слышно, что он настроен крайне скептически.

— Ты дурак? Или глухой? Я тебе прямым текстом это уже рассказывал, — огрызнулся мой мужчина, но все-таки пояснил: — Ты нас нашел потому, что у меня на жопе хлыстом твоего командира нарисована темная пентаграмма призыва, а ты ее объект! Вот и приперся на зов, как шаттов демон, коварен и внезапен, мать твою.

— Это звучит абсурдно, — пробормотал Паоло.

— Мне снять штаны и продемонстрировать? Я могу.

— Я не договорил. Это звучит настолько абсурдно, что может оказаться правдой. Хотя, скорее, лишь частичной. Вы, темные, любите играть словами или недоговаривать. И, даже говоря правду, извращаете ее так, что она морочит людям головы.

— Ты идиот, — устало вздохнул Инсолье. — Толку с тобой спорить. У меня вон жена мерзнет. Так что займись делом и подбрось дров в костер!

— То есть Филипп знает, где мы, знает, куда мы идем и зачем? — уточнила я, поняв, что на данном этапе спор исчерпан и каждый остался при своих. По ногам пошла еще одна волна тепла, поднялась выше и согрела. Кажется, Паоло и правда разжег костер, причем с помощью магии — сразу ярко и жарко.

— Угу. Чуть ли не ковровую дорожку готов нам постелить, по его же словам. Так что вплоть до гор никакие паладины больше нас не найдут. А вот в горах мне настоятельно велено потерять святого наследника в ближайшей же пещере с нечистью. Или в овраге поглубже.

— Зачем командиру меня убивать? — Вопрос был задан на удивление спокойно, без прежнего праведного возмущения. — Найди логичное объяснение.

— О. А как ты вообще понял, что это о тебе? Разве ты не обычный сиротка, воспитанный церковью? Верный, преданный и ратующий за свет и справедливость рядовой послушник? Всего достигший исключительно своим трудом и добродетелью?

— Я сам узнал об этом не так давно. — Кажется, паладин слегка покраснел, хотя я скорее чувствовала это интуитивно, чем осязала нитями. — Один из приезжих святых братьев поведал мне о моих корнях, назвав тем самым «наследником избранности». Но… разве это что-то меняет? Я не получил никакого наследства, а мои родители все так же мертвы. Все, что мне дала эта информация, это лишь чуть большая толика уверенности, что я следую по истинному пути. Не то чтобы я когда-то в этом сомневался…